Николай Сергеевич Никитин. «Моё детство и юность»

У отца был друг Коляня из Новенького. Так его все звали. Дружили они крепко, понимали друг друга с полуслова, хотя Коляня был намного старше. Он, как и о­тец, не многословил, говорил всегда по делу, коротко и ясно.

Познакомились они на базаре в Ивне. О­тец не раз в выходные дни покупал у него мясо. Перекидываясь словом, узнали, как друг друга зовут. Непроданный товар новенцы час­тенько оставляли до следующей субботы у кого-то из ивнянцев. По Ивне ползли слухи, что эти «покровители» частенько обворовывали селян, забирая себе часть мяса.

Отец прямо спросил Коляню, правда ли это или ложь? Тот смутился и начал бубнеть что-то невнятное. Рядом стоял другой продавец, тоже из Новенького. Он и выпалил: «Правда! То по кусочку отрезали, а на этот раз у Колянова барана отхватили лопатку, а у моего — грудинку. Извиняются! Ссылаются на кошек, дескать, они, треклятые, погрызли. Мы же, Сергеич, не дети, понимаем, что к чему. Почему люди совесть теряют, а?» Выслушав крик души того продавца, отец спрашивает: «Что же вы меня обошли? Или испугались, что у нас тоже стадо кошек и всего барана сожрут?» «Да видишь, Иваныч, неудобно навязываться…» — промолвил Коляня. «Я вижу, что и сегодня вы не сможете всё продать. Не тащите домой, оставляйте у меня. А если надо, то в следующую субботу можно и с ночёвкой. Места хватит. Всё. Договорились», — отец сказал как отрезал. Возражать уже не было никакого смысла. С тех пор их отношения переросли в крепкую, настоящую мужскую дружбу.

Коляня одну ногу потерял на войне, поэтому у него вместо этой конечности была колодка. Как позже выяснилось, воевали они на одном фронте, и ввиду этого часто вспоминали те яростные бои, каких-то полевых офицеров и одних хвалили за строгость, находчивость, решительность в бою, других же, иногда приезжающих на передовую, — тщеславных, самоуверенных, безрассудных — вспоминали нелестно.

От контузии у Коляни непрерывно тряс­лась голова вместе с губами, и вследствие этого казалось, что он всегда улыбается. Взгляд его всегда был добрым и лучистым.

Отец думал, что колхозники на базар везут излишки продукции, чтобы повысить свой доход, накопить денег, но Коляня резко изменил его мнение, выдав следующее: «Эх, Сергей Иваныч, да разве держал бы я лишнюю скотину, если бы нам, колхозникам, за труд платили бы деньги. Мы получаем «палочки», а налог надо платить непо­мерный — мясо сдай, молоко сдай, яйцо сдай, ещё и деньги сдай… Вот и выворачивайся, как хошь. Ты сам видишь, что получилось в стране после раскулачивания. Всё пропало. За ситчиком люди в очередях друг друга давят. Коды это закончится…»

«Наверно, скоро, — ответил отец. — Несколько дней назад я прочитал в журнале, что в Азии, у Аральского моря, разработали тысячи гектаров площади для хлопка, из Арала проложили каналы для воды. Мануфактуры будет — бери, не хочу!» «Так оно, да и не так, Сергей Иванович, — заявляет Коляня. — Насколько хватит того Арала? В пясок уйдёт Арал, а лет через двадцать-тридцать его вообще не будя. Попомните мои слова!» Я был свидетелем того разговора, и сегодня удивляюсь прозорливости абсолютно безграмотного старика, не умеющего ни читать, ни писать, не имеющего никакого понятия об орошении.

В 1950-м году я пошёл к дяде Егору, а мимоходом заскочил в местную библиотеку, расположенную рядом с домом Еськи Клочкова. Сегодня на месте Еськиного дома находится магазин «Берёзка», а там, где была библиотека, — трёхэтажный дом. Здание библиотеки когда-то принадлежало неизвестному мне купцу.

В библиотеке я любил рассматривать разные журналы, особенно нравился «Огонёк». Прочитав некоторые статейки, просмотрев картинки, фотографии, я собрался уже уходить, как вдруг перед глазами мелькнула цветная картинка с изображением нескольких ржавых кораблей, стоящих на песчаном берегу. Я сначала подумал, что это кладбище отслуживших свой срок посудин, но, прочитав под снимком «Арал уходит», был потрясен. Мгновенно в памяти прозвучали слова деда Коляна: «В пясок уйдёт Арал… Попомните мои слова!» Приблизительно через двадцать лет после его пророческих слов началось высыхание Аральского моря.

Позитивные перемены в жизни ивнянцев

С 1934-го по 1939-й год качество жизни ивнянцев улучшалось. К 1936 году в Ивне уже работали пять магазинов: один — на территории сахзавода, два — в совхозе (один из них — в кладовой), в парке (в церкви) и на базарной площади. Ещё работали три ларёчка. В этом же году был построен большой продуктовый магазин и начал работать универмаг Кондрата Коныча.

Полки магазинов были забиты продуктами питания, рулонами мануфактуры на любой вкус, готовой одеждой и другим разным ширпотребом. Восточнее универмага работал винный ларёк. На полках стояла одна водка: от трёхлитровой бутыли до соточки. Ивнянцы называли этот ларёк мино­полкой, а деревенские мужики — шинок.

В эти же годы велось строительство школы-десятилетки. Сегодня на этом месте расположено здание милиции. Ангелина Михайловна Четверикова где-то писала, что школа была построена из разобранного дома раскулаченных Шарутенко Петра Ефимовича и Василия Петровича. Это не так. С того дома на Хохлатчине построили детсад. Расчистили кладбище и превратили эту территорию в спортгородок. Были сделаны футбольное и волейбольное поля, шведская стенка, турник, брусья, беговая дорожка, яма по прыжкам в длину.

Такие же спортивные городки были основаны на территории сахзавода и в парке. Сахзавод ещё приобрёл две одноместные и две двухместные байдарки и две шлюпки. Открылись два клуба: в совхозе и сахзаводе. В парке на втором этаже бывшего дворца графа Клейнмихеля начал действовать зимний театр, а в парке — летний. Во дворце на первом этаже открыли столовую. Столовая работала днём, а вечером она превращалась в ресторан.

Из Курска в Ивню заведующим полит­отделом Разиным был приглашён капельмейстер Николай Иванович (фамилию не помню). Он организовал работу духового оркестра из местных жителей. Его поселили в северном флигеле второго этажа дворца. Николай Иванович выходил часов в семь утра на балкон и играл на трубе «подъём», а во вечерам, часов в шесть, зазывал людей в парк, выдувая другую музыку, означавшую сбор в парке. Специально для выступлений оркестра была возведена сцена недалеко от церкви.

Каждые выходные — в субботу и воскресенье — в парке играли «Дунайские волны», «Варшавянку», «На сопках Маньчжурии». Люди шли сюда целыми семьями. В парке тогда было много интересного. Можно посмотреть игру в футбол, в волейбол или баскетбол, а можно повисеть на турнике, на брусьях или просто посидеть на скамейках внутри просторной беседки, находящейся в северо-восточной части парка. Эта беседка представляла собой насаждения из редких пород елей, расположенных по правильно обозначенному кругу диамет­ром около четырёх-пяти метров. В её центре также росла небольшая ель, вокруг которой был закреплён стол с лежавшими на нём свежими газетами и журналами. Здесь час­тенько ивнянцы играли в шашки и шахматы. И я тут научился шахматным играм. Рядом с беседкой была красивая зелёная полянка. На ней находились все спортивные сооружения и волейбольное поле.

В парке частенько показывали кино, устраивали концерты местных само­деятельных артистов или приглашённых из города. Особую радость ивнянцам доставляли цыганские ансамбли. Половину их труппы составляли парни и девчата в возрасте до тридцати лет.

Запомнилась молоденькая цыганочка лет восемнадцати с красивейшим мелодичным голосом с цыганским акцентом. А сама — красавица из красавиц! Волос чёрный, волнистый, до самого пояса. Брови — крылья ворона. Ресницы длинные, густые, что ханское опахало. Стройная, как осинка! Когда она выходила на сцену, зал рукоплескал и ревел от восторга. А как пойдёт в пляс да как тряхнёт плечами, так молодая сильная упругая грудь не находит себе места! Ноги сами просятся в пляс, и тело двигается в ритме музыки.

Наши молодцы толпой за ней бегали, а она пококетничает, построит им глазки и хохочет над ними. Молодые здоровые цыгане не спускали с неё глаз, посмеиваясь над нашими ухажёрами. Когда цыгане уехали, ивнянские мужики и девчата не давали парням покоя, подкалывая их неудавшимися ухаживаниями за красавицей-цыганкой. Иногда на сцене проходила и спортивная борьба. Приезжали борцы-спортсмены и показывали свою удаль под восхищённые возгласы зрителей.

Мы, мальчишки, старались запомнить приёмчики, потом на лугу устраивали побоища друг с другом, сопровождая это громкими спорами и доказывая свою правоту. Помню, как однажды к нам приехали цирковые артисты. Размеры сцены не позволяли делать им акробатические трюки, и они вынуждены были выступать на улице.

Выходит акробат лет тридцати, крепкого телосложения, ростом около двух метров. Сразу же бросились в глаза его мощные, рельефные бицепсы, как будто выточенные итальянским скульптором Микеланджело. Мы его тут же прозвали «гладиатором». На нём были короткие, до колен, кожаные шорты, плотно обтягивающие бед­ренные части тела. На бёдрах — плотно затянутый широченный кожаный ремень, к которому прикреплено из такой же кожи что-то наподобие кармана в диаметре около восьми сантиметров.

Выходят парень и девушка. Парень несёт шест длиной около пяти метров со скобой наверху и где-то в центре завязанной канатной петлёй. Шест вставляют в «карман» и отходят. «Гладиатор», расставив руки, медленными движениями тела уравновешивает шест, приседает, а второй напарник, как рысь, вскакивает на его колено, потом на плечи и вот уже стоит вниз головой на самом верху, на скобе. Теперь крутит шест вокруг своей оси, раздвигает ноги и садится в воздухе на шпагат. Потом слезает на сцену и проявляет жест реферанса.

«Гладиатор» снова приседает, а девчушка, точно дикая кошка, прыгает на его колено и, в течение секунды очутившись на верхушке шеста, выделывает змеиные трюки. Потом незаметно вставляет ногу в петлю, другой ногой упирается в шест и медленно вытягивается перпендикулярно шесту, делая ласточку. Всё представление проходит в полном молчании толпы. А мы, пацаны, разинув рот, с восторгом смотрим на всё это, стараясь не пропустить ни малейшей детали.

Когда представление окончилось, помощники притянули другой шест, длиннее и мощнее первого, положили на плечи «гладиатору», и тот приглашал из толпы смелых на «карусели». Добровольцев оказалось больше, чем надо. Нацеплялось по обе стороны перекладины столько человек, что мама не горюй! «Гладиатор» начал крутиться. Многие не выдерживали такого движения и начинали падать под хохот зевак.

Эти трюки потом мы пытались повторить. Можете представить, что у нас получалось… А как мы тогда спорили, обвиняли друг друга в неудачах, даже дрались! Вот что значит желание быть такими же, как тот «гладиатор»!

Николай Сергеевич Никитин