Николай Сергеевич Никитин. «Моё детство и юность»

Зимой любимой забавой ребятишек было катание на ивнянском пруду. Когда пруд покрывался толстым слоем льда, мы сначала разбегались по нему, а потом резко останавливались и уже скользили по инерции несколько метров. Так мы могли проводить время с утра до вечера. Ещё любили бегать на самодельных лыжах. Катались на них с бугров и в лесу, и около пруда.

Ох, и хлопот мы тогда придавали нашим матерям! Вернёмся домой поздно, а вещи-то ещё просушить надо. В одном и том же и в школу ходили, и по заснеженным буграм да по замёрзшему пруду мотались. Сменной одежды на всех детей в семье не наберёшься. Вот мы и получали от матерей то тряпкой, то веником.

Однажды во время наших катаний в Сажалке приходит Митька Ланцов, держа в руках какие-то колодки с ремешками. Усаживается он на лёд и начинает привязывать эти колодки к ботинкам. Привязав, пытается встать. Но не тут-то было! Ноги располз­лись, и он шлёпается носом в лёд. «Митька, ты стой, а мы будем толкать тебя!» — кричим ему. Толкаем его в спину, а он не двигается — падает. Вскоре Митька понял, что так дело не пойдёт, нужно учиться самому стоять на коньках и потихоньку двигаться. Всё же он большой молодец, потому что эту «науку» освоил очень быстро.

Вернувшись домой, я рассказал родителям о Митькиных коньках, а на следующий день прихожу с улицы и вижу, что отец что-то мастерит за верстаком. Смотрю и глазам своим не верю… Да это же он делает мне коньки! Так в нашем мальчишеском сообществе появился ещё один конькобежец.

В середине зимы, после окончания уроков, учительница сообщает, что желающие могут пойти в кладовую школы и получить там коньки. Пацаны рванули в кладовую. Там очередь. Пришлось ждать, но зато мы получили коньки. Нас предупредили, что по окончании зимы их необходимо вернуть на склад. Расписавшись в журнале, мы помчались на лёд, осваивая теперь настоящие коньки и получая голово­кружительные ощущения от быстроты движений.

Той же зимой, в крещенские дни, мы испытали неистовый восторг от опасности оказаться вместе с коньками в ледяной воде. Дело было так. Катаясь в Сажалке то наперегонки, то перепрыгивая через палочку, мы услышали громкий крик. Бросились в ту сторону и увидели одного из наших друзей лежащим по колено в воде. Никто не мог понять, что случилось. Ясно, что попал в воду. Но где? Везде же лёд. Стали осматривать близлежащую территорию и увидели вырезанный на льду крест длиной больше двух метров, а шириной — в пределах шестидесяти сантиметров.

Наш друг не заметил трещину, наступил на край перекладины креста и оказался в воде. Хорошо, что в этом месте мелководье.

Надо бы уйти подальше от этого места. Но нет! Не те ребята! Мы тут же стали наступать одним коньком на плавающую льдину, а другим — на твёрдый лёд с противоположной стороны. Малая площадь лунки уже перестала нас устраивать, и мы стали её расширять и удлинять. Лёд раскалывали на большие фрагменты, размещая между ними маленькие льдины. Игры с зашкаливающим адреналином продолжались, но главное — никто не «искупался» в ледяной воде, а воду в ботинки набирали.

Вскоре в школу поступили ещё коньки разных марок и лыжи — в большом количестве. Разрешалось брать не одну пару. Помню, что я взял несколько пар коньков и пару лыж.

Гости в родительском доме. Ч. 1

В те далёкие годы жизнь была нелёгкой, но никто не жаловался. Каждый тянул свою лямку как мог. Все старались поставить детей на ноги.

Нас у родителей было семеро: Николай (это я), Нина, Юлия, Валентин, Зоя, Любовь, Александра. Я не знаю, сколько часов отдыхали мои родители, не помню их спящими. Во сколько бы часов я ни проснулся, отец, сгорбившись, сидит за верстаком, мать строчит на швейной машинке, или они вдвоём «разбираются» во дворе с хозяйством. И так было в каждой семье. Лишь в субботние и воскресные дни вечером они могли пообщаться с друзьями, приходившими к нам в гости, или, принарядившись, позволить себе пойти в парк на зов духового оркестра.

Как-то вечером у нас дома были Василий Николаевич Жучка с женой Марией Васильевной и Жильцовы: Ананий с тётей Полей. Сидели, разговаривали, лузгая семечки. Раздаётся стук в дверь и слышится голос: «Можно?» «Заходите», — отвечает мама. Входит Бородин, с ним незнакомец. Серафим Бородин говорит, что шли мимо, увидели огонёк в окне и решили зайти в гости. «Хочу познакомить тебя, Сергей Иванович, с моим товарищем. Мы долго с ним не виделись, но наконец-то встретились», — молвит Серафим. Познакомились. «Мой друг по профессии — артист», — сообщает Бородин. Жучка вскакивает с табурета и кричит: «Это значит, что вы поёте, танцуете, да?» «Да нет, — отвечает гость, — я драматический артист». «А что такое «драматический?» — не угомонится Василий. Бородин пытается успокоить разошедшегося Жучку: «Василий Николаевич, да не кричи ты так, а то перепонки в ушах полопаются». «Серафим, а что я могу поделать? Хочу спокойно сказать, а у меня из глотки вырывается крик. Я же первый раз слышу это самое… драматический…» — оправдывается Жучка. Гость разъясняет: «Существуют такие драматические театры, где ставят на сценах, вернее, разыгрываются комедии, драматические, любовные». «Я думал что-то другое, а это так просто», — не успокаивается Василий Николаевич. «Да нет, это не совсем так, как вы думаете, — говорит специалист. — Прежде, чем выйти на сцену, артист изучает роль, он как бы «входит» в этого человека. Если не понять характер своего героя, то ничего не получится. Вот недавно мы закончили постановку повести Николая Гоголя «Вий», где я играл роль молодого монаха. Суть этого произведения в следующем. На Украине в одном из сёл жил богатый купец. У него была раскрасавица дочь на выданье, но никто её не брал, не польстился даже на богатое приданое, потому что знали о её связи с нечистой силой. И вот она, молодая и красивая, вдруг умирает. Ни один поп в округе не соглашается её отпевать. Нашёл купец молодого монаха. Тот согласился совершить обряд ночью, чтобы в деревне никто об этом не узнал».

Тут артист, сидя на табурете, стал декламировать и играть роль, как на сцене, со страхом на лице, с разными движениями тела. И вдруг теряет центр тяжести и с грохотом падает на пол! Василий Николаевич всю эту игру созерцал с раскрытым ртом, не шевелясь и не дыша. Его жена Мария Васильевна тоже потеряла дар речи. Её рука с семечкой так и застыла у полураскрытого рта. Мать и тётка Поля смотрели на весь этот «концерт» спокойно, а вот поведение тётки Марии вызвало у них чувство раздражения, на что мама отреагировала по-своему. Она, воротя нос, слегка улыбнувшись, сквозь зубы протянула: «И‑и-и…» «Подумаешь, невидаль какая!» — так понял я её протянутое «и».

Артист быстро вскочил, сел на табурет и сказал: «Вот такие вещи нам приходится играть».

Бывали в нашем доме и другие интересные люди. Помню одного самобытного художника. Он оставил нам картину размерами примерно 80х60 см. На переднем плане в прозрачном голубом водоёме плавали лебеди. На заднем фоне — пригорок с зелёной травкой и маленькими аккуратненькими домишками под лазурным небом.

Висела эта картина над окном с восточной стороны комнаты, а напротив был расположен трёхугольный комод, покрытый вязаной накидкой. На нём стояла икона Божией Матери. Здесь же были мои и Нины учебники, тетради. Вот я, делая уроки, постоянно любовался этой картиной. Да я и сам очень любил рисовать.

Кстати сказать, комод и икону маме подарила на свадьбу её тётушка. Мама рассказывала, что тётушка раньше работала во дворце графа, где в двадцатые годы находился полк солдат. Она познакомилась с командиром полка, и вскоре тот командир и тётушка стали мужем и женой. Жили они по тому времени неплохо, поэтому тётушка смогла сделать маме в день свадьбы такой богатый подарок.

Женщины захаживали к родителям, чтобы поболтать, мужики — перекинуться в картишки. Любителями картишек были Ланцов Стефан Егорьевич, Попов Аким Фёдорович, Локтев Павел Семёнович (подворье — «Сердце») и другие. В основном играли в «подкидного дурака», если же — в «очко», то проигравший ставит бутылку, но пьяных в доме я никогда не видел. Бывало, войдут в раж и не расходятся до рассвета. Из всех выделялся Аким Фёдорович. Он был самым заядлым картёжным игроком.

Николай Сергеевич Никитин