Шаги к Победе. Воспоминания уроженца Ивнянского района о своём боевом пути от Сталинграда до Берлина

Иван Андреевич Сергеев родился на хуторе Зоринские Дворы в большой крестьянской семье в 1912 году. До Великой Отечественной войны жил в Ярославле. В ряды Красной армии призван 25 декабря 1941 года. Участвовал в Сталинградской и Курской битвах, Берлинской операции, освобождал Украину, Прибалтику, Польшу. После Великой Отечественной войны жил в городе Енакиево Донецкой области.

За мужество и героизм во время Великой Отечественной войны награждён орденами Красного Знамени, Ленина, красной звезды. За трудовые подвиги награждён орденом Октябрьской Революции.

На речке Рассошке

… 1943 год. Январь. Морозы сменялись вьюгами. А бывало, что и то и другое вместе. Сломив сопротивление врага, наши части пробивались к Сталинграду. Я — старший сержант, командир пулемётного расчёта. Запомнились Варваровка, Бесаргино, завод «Красный Луч». И речку Рассошку с другой не спутаю… Почти у самого её берега, вдруг из-за кирпичного сарая хлестнула пулемётная очередь. И пошло. Схватка была жаркой. Меня и ещё одного солдата ранило. Расчёта, конечно, мы не покинули. Два часа сопротивлялись фрицы. Оказалось, что у переправы скопилось множество вражеской пехоты, техники. Их пулемётчики прикрывали отход. Когда мы «успокоили» фрицев и вышли к речке, нас поразило следующее: бросив автомашины, орудия и два танка, вояки спешили уйти к городу. Ух и били же мы их! Не­многие тогда из драпавших спаслись.

Вскоре и наши части подошли к внутреннему оборонительному рубежу Сталинграда. Пять суток, днём и ночью, готовились к наступлению. Холодина. Пурга. Сугробы. И помёрзли же мы… Но не на это жаловались солдаты. Нет. Хотелось скорее в город. И 25 января свершилось: ворвались в Сталинград, дрались за каждую улицу, за каждый дом, подвал…

Ещё 8 января наше правительство предъявило фашистам ультиматум о прекращении сопротивления. Город окружён, и сражаться бесполезно. Это лишь новые жертвы, разрушения. Фрицы же продолжали своё. Ну а если враг не сдаётся, то его уничтожают. И бой нарастал.

Поимка Паулюса

И ещё крепко такое запомнилось. Наша третья рота вплотную подошла к домам, в которых засел штаб Паулюса и его охрана. Стрелял здесь каждый камень, каждое окно, каждая дыра в стенах. Командир моего взвода предупредил:

«Смотри, Сергеев, в оба. Видишь дверь в том доме? Я ответил: «Вижу». Она на мушке нашего пулемёта». — А командир снова: «Всем расчётам смотрите…».

В эту минуту заработал вражеский пулемёт. По укрытию расчёта пробежала ослепительная полоса прожектора. В воздухе — гул моторов. Самолёты вражеские прорвались. Сбросили ящики — и назад. Уйти не удалось: поймали зенитчики… Груз упал на территорию нашего полка.

— Понял, Сергеев? — тронув за плечо, спросил взводный. — У тебя на пулемётной мушке штаб Паулюса. Птички там важные. Не проморгайте.

Долго не сдавались фашисты. На что-то надеялись. Но чуда не произошло. Пришлось сдаться.

Генерал-фельдмаршала Паулюса видел собственными глазами. Запомнился. Он всматривался в наши лица, в наши автоматы, проходя между рядами бойцов, стоявших по обе стороны пленных. Смотрел и я на Паулюса, разгадывая его мысли. Он, видно, думал: «Иваны, Иваны… кого только вы не били?! Всех, кто посягал на вашу свободу, на вашу землю».

Ни шагу назад!

Во время Курской битвы дрался почти у самого родного дома. Встречался с отцом и матерью, сёстрами. Мать угощала картошкой. Поставила два ведёрных чугуна, смотрит на всех, приглашает: «Ешьте, сынки! Ешьте, дорогие!» А по лицу её текут слёзы. «Я от радости, милые. От радости, сынки», — вытирая глаза, объясняла она. Каждому по-матерински улыбалась, спрашивала: «Родом-то откуда, соколик? Дома кто остался? Куда путь держишь?» Напутствовала в дорогу: «Победы и счастья вам!» Каждому желала скорого возвращения домой.

Оборону мы держали у хутора Берёзов. Недалеко от него село Ерик и хутор Яхонтов, Гремучий. Тут же и сёла Дмитриевка и Яковлево. Я знал эти места: они же рядом с нашими ивнянскими — Сырцево, Кочетовка, Верхопенье. И до Белгорода отсюда рукой подать.

2 июля ходил в разведку. 3 июля — за языком. Поймался минёр… Трое фрицев минировали молоденькую лесополосу, что у дороги. Этот что-то отстал от другого, взяли без выстрела… Фриц был пожилой, рослый. Несли и тащили его вдвоём. На допросе фриц долго молчал. Когда заговорил, то стал угрожать нам наступлением.

4 июля. Нам сообщили, что фашисты перешли в наступление: под прикрытием авиации и сильного артиллерийского и миномётного огня в направлении Герцевки брошено 30 танков и до пяти пехотных батальонов; до двух пехотных полков с 30 танками — на Бутово и до полка пехоты — на Триречное.

Ждать нам долго не пришлось. Ожесточённым атакам подвергся 3-й стрелковый батальон 151-го стрелкового полка (нашей 52-й стрелковой дивизии). Атака следует за атакой. Батальон отрезан от своих. Мы в подкове, которая сжимается, сжимается. На мой пулемётный расчёт идёт 12 танков. Среди них и «тигры». Позади — пехота. По ним бьют и соседние роты: нам помогают. Пущены в ход ПТР, бутылки с горючей смесью. На бруствере окопа лежат противотанковые гранаты: ждут своей очереди. Но на этот раз они расчёту не понадобились. Два «тигра» подорвались на минах. Один «Т-IV» застыл в 10–15 метрах от окопа: из ПТР разбили ему гусеницу. Пулемётом своим «успокоили» все три экипажа: не убежали фрицы. Сколько атак?! Сколько часов идёт бой?! В конце концов враг не выдерживает и отступает. Наступила ночь. Фашисты затихли.

5 июля. Бои начали ранним утром. Такого побоища ещё не видел. То, что происходило вокруг, словами передать трудно. Невозможно.

Помню слова командира своего взвода. Он тогда переполз к нам из первого пулемётного расчёта:

— Держитесь, гвардейцы! Враг свирепеет. Он не может с нами справиться. Срочно запросил себе помощь. На подходе танковая и пехотная дивизии.

Уходя в расчёт, лейтенант, оглянувшись, крикнул:

— Сталинградцы! Ни шагу назад!

И мы держались. Как и все. Падали. Снова поднимались. Нас било осколками, пулями, бомбами, засыпало землёю, отбрасывало взрывной волной.

А бой принимал ожесточённый характер. Уже перед брустверами окопов и траншей выросли холмы из трупов. У нашего окопа тоже поднялась гора людская. Редеют и ряды гвардейцев. Мой расчёт дважды лишался своего пулемёта: выходил из строя. Заменили другим пулемётом. И всё-таки мы не ушли, не отступили.

Где-то в двенадцатом часу до расчёта дошла тревожная весть: «На передний край нашей стрелковой дивизии, на участке в три километра, враг бросил в бой до 200 танков, свежие полки пехоты». Двести танков! Это чтобы любой ценой прорваться.

В небе, над нами, тоже яростный бой. С вражеской авиацией схватывались бомбардировщики из второй воздушной армии. Рассеяв фашистскую армаду, краснозвёздные самолёты один за одним идут в пике на танки, на пехоту… Поле боя покрывается кострами: горят самолёты, танки, орудия. Враг продолжает атаковать. Но так он и не прорвался на Обоянь. За боевые подвиги в районе хутора Берёзов я награждён орденом Ленина, солдаты моего расчёта — Красного Знамени.

Удар с флангов

От Белгорода наш боевой путь пролёг через Харьков, Полтаву, Львов. Освобождали Польшу. Войну закончил в Германии. Здесь получил орден Красной Звезды.

Были тогда майские дни 1945 года. Стоим у какого-то небольшого немецкого города. Название его не помню: длинное, трудное слово. Соседние полки ушли вперёд, а мы ни с места. Бьёмся сутки, на вторые пошло. Решено перебраться к фашистам в «гости» и посмотреть, что и как у них, взять языка.

— У тебя, Сергеев, по языкам опыт, — инструктируя в дорогу, сказал командир роты. — Пойдёшь старшим. Возвращайтесь с удачей и невредимыми.

Пошло нас трое. Ночь. С нашей стороны застрочили пулемёты, ударили миномёты. Последовал ответный огонь. Это и требовалось, засекли их огневые точки. Крепко и хитро всё придумано. Пойти на них силой — принесло бы потерю многих бойцов, орудий, танков… и это перед самой победой. Теперь потерь можно было избежать. Язык, которого мы приволокли, оказался разговорчивым, трусливым. Рот он раскрыл со словами «Гитлеру капут. Солдату домой надо…» Несколько раз повторял, что он хочет жить, что у него в деревне есть матка, жена, двое детей.

Сопротивление вражеского гарнизона прекратилось. Фашисты, видимо, и не предполагали, что русские нанесут удар им с флангов. Растерялись…

Наконец Победа! Трудная, долгожданная. В числе многих коммунистов и комсомольцев уезжаю восстанавливать Донбасс. Там приобретаю специальность машиниста дробильных установок. Работаю от души. Полюбили Донбасс и мои сыновья. Николай служит в армии, Анатолий работает токарем здесь же на моём Енакиевском ордена трудового Красного Знамени металлургическом заводе. За успехи на трудовом фронте Родина наградила меня орденом Октябрьской Революции.

При подготовке публикации использовались материалы газеты «Родина» (№ 92 (4702) от 2 августа 1973 г., статья А. Карнаухова «Ордена Ивана Сергеева»)